Э з р а  П а у н д (1885 - 1972)

И з   ц и к л а   “P e r s o n a e“

По поводу собственного отражения

О странное лицо — мое же отраженье!
О грубая толпа, О воинство святых,
О шут гороховый, в печали и смятенье,
Каков ответ? О мириада, ты,
Спешащая — куда, никто не знает,
Острота, вызов, контрложь моя!
Я? Я? Я?
И ты?

Темноокая,
О девушка моей мечты,
Из слоновой кости сандалии,
Нет среди всех танцоров,
Как ты, быстроногой.

Я не нашел тебя в шатрах,
В изломанной тьме.
Я не нашел тебя у колодца,
Где женщины ходят с кувшинами.

Зеленый побег под корою — руки твои,
Река светозарная — лик твой.

И плечи твои как миндаль,
Свежий миндаль без скорлупок.
И не наняли они евнухов,
Медной клетки тебе не сделали.

Бирюзой с позолотою и серебром твое ложе украшено.
Ткани расшитые золотом ты разостлала в шатрах своих,
О Нафат-Икана, “Дерево у реки”.

Как осоку ручей, твои руки ласкают меня;
Твои пальцы — родник ледяной.

И, гальки белее, служанки твои
Поют для тебя.

Нет среди всех танцоров,
Как ты, быстроногой.

Три духа явились,
Чтобы меня заманить
В то место, где ветви оливы
Лежат на земле без плодов и листвы:
Бледная сеча за ярким туманом.

Песня званий

Пусть усну средь китайских красок,
Ибо думаю, что стекло злое.

Ветер над пашней летит —
С серебряным свистом,
Тончайшая битва металлов.

Знаю диск золотистый,
Видел, как плавился он в небесах.
Знаю место яркого камня,
          Коридор красок прозрачных.

О стекло, немного злое, О смятение красок!
О свет, в оковах изломанный, О плененный дух,
Зачем меня предостерегли? И зачем отослали?
И отчего недоверчивый блеск твой исполнен коварства?
О стекло, лукавое, тонкое, О золото, ставшее прахом!
О нитей янтарных двуликая радужность!

О мои песни,
Зачем вы так пристально смотрите
                                   в лица людские,
Найдете ль средь них своего мертвеца?

Лиу Че

Прекратилось шуршание шелка,
Пыль поднялась над крыльцом.
Шагов не слыхать, листва,
Сметенная в кипы, лежит неподвижно,
И та, что сердце волнует, давно под землей:

Влажный лист, прибитый к порогу.

О, веер из белого шелка,
              прозрачный, как иней на острие стекла,
И тебя тоже убрали.

Пустынны дороги,
Пустынны дороги в этом краю,
И цветы
              Опустили тяжелые чашечки вниз —
Понапрасну.
Пустынны дороги в этом краю,
              Где Ион
Когда-то бродил, где больше не бродит,
Но похож на того, кто недавно ушел.

Фу I

Фу I любил и тучку и холм,
А загнулся от алкоголя

Ли Бо

И Ли Бо тоже умер пьяным.
Он хотел обнять луну
На Желтой Реке.

Чуан-Тзу мечтал,
В мечтах превращаясь то в пчелу, то в птицу,
                           то в бабочку,
Сомневаясь, должен ли он стать чем-то еще,

И отсюда довольство.

И з   ц и к л а  “L u s t r a (1 9 1 5)“

Я переусердствовал, готовясь к торжеству,
              и в этом что-то кроется зловещее.
С упрямством человека средних лет
              я выложил на стол необходимые мне книги.
Еще минута и я стал бы их листать.

Говорят, это редкая вещь — красота,
Счастлив тот, кто приложит к фонтану уста.

Так много горечи бесплодной,
Так много времени потеряно!
И теперь я слежу из окна за дождем
              и запыхавшимися автобусами.

“Их встревожено крошечное пространство” —
              в воздухе витает этот факт.
В той части города, где они ездят,
              какие-то темные силы над ними глумятся.
Как мне это известно?
              Очень хорошо известно.
Для них существуют случайности,
              А что до меня,
Я переусердствовал, готовясь к торжеству —

Говорят, это редкая вещь — красота,
Счастлив тот, кто приложит к фонтану уста.

Два друга: дыхание леса.
Друзья? Разве меньше их стало,
              когда вы своих наконец разыскали?
Дважды они обещали вернуться.

“В промежутке между ночью и рассветом?”

Красота выпьет мой ум.
Ненадолго забудется юность,
              моя юность ушла от меня.

(“Говорите! Неслышно! Вы скованно так танцевали?
              Кому-то понравились ваши работы,
              Вам так и сказали.
              “Не много ли лишнего вы наболтали
              В первую ночь?
              В следующий вечер?”

“И когда нас опять заверяли:
              “Завтра будем мы к чаю...””).

Вот уже третий день на исходе —
нет никаких вестей;
Нет вестей от нее, никаких от него.
Только чужой человек оставил записку:
              “Дорогой Паунд, я покидаю Англию”.

Троя

Где, О город, твои барыши и твои золотые чертоги,
Где жаркое из тучных быков,
Где стройные девы в злаченых нарядах,
Что носят с собою коробочки для благовоний?
Где скульптуры твоих мастеров доморощенных?

Зубья времени, рока, войны оставили след.
Твое последнее зависть украла, –
Все кроме руин да сказаний.

Alba Из “Langue d’Oc”

Когда соловей для невесты поет
Своей, целый день и всю ночь напролет,
С любимой дремлю я
В цветке
На лужке,
Покуда злой сторож из башни там не
Закричит:
              “Подымайся! Мошенник, Очнись!
              Повсюду рассвет
                            Свет
                                     Ночных мух
                                                          Свист”.

Медальон

Луини в хрустале!
А пианино
Выплескивает свой протест
В чистом сопрано.

Чело выскальзывает
Из бледно-золотых лент,
Как Анадиомен с первых страниц
Книги Рейнака.

Медово-алая, скрывает овал лица,
Корзинка словно сплетенная
У самого царя Миноса
Из металла и непослушного янтаря.

В овале лица блестят
Ярко каждой учтивой линией, как
В полуваттном луче
Играют топазы глаз.

И з   ц и к л а   “C a t h a y“

Когда с аккуратно подстриженной головкой
Я играла у крыльца, состригала цветы,
Ты приходил с бамбуковой палкой и мы играли в салки,
Потом ты играл в саду, срывал спелые сливы.
И мы жили тихо в селении Чокан,
Два маленьких человека, без подозрительности или антипатий.

В четырнадцать я вышла замуж за тебя, мой господин.
Я никогда не смеялась, будучи скрытной,
Опускала глаза или смотрела на стены:
Меня звали, сотни раз, но я не оглядывалась.

В пятнадцать я смирилась.
Желая ,чтобы мой прах смешали с твоим,
Навеки, навеки и навеки.
Мне перестало быть страшно.

В шестнадцать ты оставил меня,
Ты ушел к Ку-то-ен, взглянуть на водовороты,
И тебя не было пять месяцев.
Над головой обезьянки кричат так грустно.

Выходя, ты волочил ноги.
У ворот сейчас вырос мох, слишком глубокие мхи,
Их уже не убрать!
Этой осенью листья опали рано — ветер развеял.
Бабочки пожелтели с августом
Там, за лугами, на Западе;
Они ранят меня. Я старею.
Если ты будешь спускаться по реке Киан,
Пожалуйста, предупреди меня заранее
И я провожу тебя
                      до самой Чо-фу-Са.

Синие горы на севере, вдали от стен,
Белая, вьется по склонам река;
Здесь мы должны расстаться
И идти — каждый — тысячи верст по мертвой траве.

Разум, точно облако в небесах,
Закат, точно прощание старых друзей,
Которые кланяются друг другу, сложив руки,
           с расстояния.
Наши кони ржут,
           разъезжаясь.

Расставание на реке Киан

Из Рихаку

Ко-Хин уходит на запад, из Ко-каку-ро,
Кувшинки пятнами ложатся на речную гладь.
Его одинокий парус заслонил небосклон,
И вот осталась одна река —
              Великая Киан, бегущая к облакам.

Кто, будучи мертв, не утратит разума!
Звук сей окутан тьмой
Сперва иди по дороге ведущей в ад
И к жилищу Прозерпины, дщери жестокой Цереры,
Сквозь вечную мглу, повидаться с Тиресием,
Тем, кто был слеп, стал тенью, в аду стал
Столь знающ, что живым у него бы учиться, с пути
Того не сходи до конца.
                  Тень познаваема тенью,
Но должен ты плыть за познаньем
Зная меньше чем малые звери. phtheggometha
thasson
fqeggwmeqa qasson
                  Фонарики плывут в тихих водах
Их морская клешня собирает.
Пьет после отлива Нептун.
Тамуз! Тамуз!!
Алое пламя в море уходит.
                  В сих вратах твоя мера.
Из длинных лодок бросают они в воду огни,
И морская пасть их вбирает в себя.
Собаки Скиллы грызутся у основанья скалы,
Белые зубы лязгают под утесом,
Но сквозь бледную ночь фонарики уходят в море
                  Tu Diona
                                    ТУ ДИОНА

Kai moirai t Adwnin

КАЙ МОИРАЙ Т АДОНИН
На глади морской алеет кровь Адониса,
Огни алеют в кувшинах.
Прорастает пшеница у алтаря, дарят муку семена.
Две пяди, две пяди женщине надо,
Большего ей не объять. Остальное утратило всякую значимость.
Она к сему лишь стремится, ее устремленье
К сему искусству направил ты, вечную смену стремлений,
Крику совы ли внимая в ночи, пробиваясь ли всходом зеленым,
Но не бездействуя, не останавливаясь ни на минуту
Над холмами летит мотылек,
Бык слепо несется на меч, naturans
В пещеры спустись, Одиссей,
Ведь Молу удержала тебя
Молу дала с одного тебе ложа подняться, чтобы вернуться к другому
И звезды, коих она не сочла,
                           Для нее — сонм летящих по небу песчинок.
Начни со вспашки
Когда Плеяды склонятся ко сну,
Начни со вспашки
40 дней под толщей берега,
Трудись на полях, что тянутся вдоль побережья
И в долинах, что стелются в сторону моря.
Когда взлетают ввысь журавли
                           думай о вспашке.
В сих вратах твоя мера
День твой от одной двери до другой
Два быка под ярмом
Или шесть на склоне горы
Белый груз под оливами — повод чтоб камень тащить,
Мулов безжалостно гонят по горной тропе.
Так было во времени.
Теперь же сыплются звездочки с ветви оливы,
Рогатая тень, мглой застилает террасу
Чернее ласточки, пляшущей в небе, которой
                           нет никакой нужды до тебя,
След от крыла ее на черепицу ложится
И исчезает, лишь только голос подаст.
Столь же легок ты для Теллус
Зарубка не глубже твоя
Весишь не более тени
И все же прогрыз ты горную толщу
                           Белые зубы Скиллы твоих не острей.
Но отыскал ли гнездо потеплей,
Обрел ли покой, глубоко ли
Сажал ты, год смерти твоей
Принес ли сочнее побеги?
Проник ли ты глубже в горную твердь?

Свет просочился в пещеру. Ио! Ио!
Свет исчез в глубине,
Величье в величьи!
Ползком пробрался я в эти холмы.
Чтоб из плоти моей прорастала трава,
Чтоб слышать как шепчутся дряхлые корни,
Свежестью дышит мой лист,
Рогатые сучья дрожат на ветру.
Так ли легок Зефир, так ли легка
Апелиота на ветвях миндаля?
Через эту дверь я вошел внутрь холма.
Сражен
Адонис сражен.
Ожидайте плодов. Фонарики тихо уходят с отливом
и морская пасть их вбирает в себя,
К каждому цветку по четыре флажка
Морская клешня собирает горящие лампы.
Подумай о вспашке
Когда все семь звезд склонятся ко сну
На сорок дней, под толщей берега
И в долинах, что стелются в сторону моря

Kai moirai t Adonin
КАЙ МОИРАЙ Т АДОНИН

Когда заполыхают миндальные ветви,
Когда множество свежих побегов принесут к алтарю,

Tu Diona, kai moirai
ТУ ДИОНА, КАЙ МОИРАЙ

Kai moirai t Adwnin
КАЙ МОИРАЙ Т АДОНИН

          кто имеет дар исцелять,
кому подвластны дикие звери.

Смотрите также Ezra Pound in the Academy of the American Poets.

|Дальше| |Назад|

©BRED'INS GARTEN, 1998 (составление)
©К.С.Фарай, 1998 (перевод)
Все права защищены.